4

Когда Михалыч и Нацик оказались у въезда в город, они действительно увидели людей. Это были солдаты в костюмах химзащиты и с автоматами, направленными в сторону серой «девятки». Пока Нацик снижал скорость, Михалыч мог хорошо разглядеть солдат. Их было около десятка. Двое стояли впереди, за ними, перегородив дорогу, были поставлены два БТРа. Между машинами стоял ещё один человек, скорее всего, офицер, а на БТРах расположились с полдюжины автоматчиков также в костюмах химзащиты. За несколько метров до блокпоста несколькими рядами были установлены бетонные плиты. Всё говорило о том, что никаких шансов проехать не было. По бокам дороги был  внушительной глубины кюветы, а за ними – лесополоса. Таким образом, объехать блокпост было невозможно. Солдаты нацелили автоматы на серую «девятку», которая остановилась метров за восемьдесят от блокпоста. Нацик вопросительно смотрел на Михалыча. Тот хотел было открыть дверцу, но услышал голос офицера, усиленный мегафоном:

– Выезд из города запрещён. Возвращайтесь назад. Повторяю: выезд запрещён, поворачивайтесь назад! Иначе будет открыт огонь на поражение.

Нацик смотрел теперь на восемь или даже больше стволов, направленных в их сторону. В голове не укладывалось то, что происходило сейчас на выезде из города. Их не выпускали! Он включил заднюю передачу и собирался тронуться, но тут Михалыч всё-таки приоткрыл дверцу. Он не успел даже приподняться из кресла, когда прозвучал выстрел. За первым выстрелом открылся ураганный огонь. Нацик что есть сил рванул с места, и «девятка» задним ходом понеслась по дороге прочь от блокпоста. Михалыч не успел закрыть дверцу, и она теперь едва держалась на креплениях. Сам он съёжился, чтобы скрыться из виду стрелков. Нацик, пребывая в какой-то прострации, всё гнал машину на пределе скорости. Неведомым образом в него не попала ни одна из пуль, хотя «девятка» приняла в себя достаточно свинца.

Сквозь рёв двигателя был слышен крик Михалыча. Он кричал как резанный, в ужасе от происходившего. Он мчался на машине, которая ехала на задней передаче, с открытой дверцей, из которой запросто можно было вывалиться. И вокруг свистели пули, иногда впиваясь в металл. Когда Нацик, наконец, затормозил и развернул машину, стало ясно, что солдаты прекратили огонь и не собирались их преследовать. Сердце его билось с такой силой, что, казалось, его биение слышит и Михалыч. Только когда они переехали мост, который аркой охватил железнодорожные пути, Нацик смог говорить.

– Суки. Они же могли нас застрелить нахрен!

Михалыч смог только выдавить:

– Остановись, Богом прошу тебя. Я не выдержу…

Нацик съехал на обочину и остановился. Михалыч тут же выпал из машины на землю. Он тяжело дышал и Нацик решил, что старик сейчас получит инфаркт. Бэттер выбежал из машины и присел на корточки возле язвенника. Пунцовое лицо Михалыча не предвещало ничего хорошего. Он тяжело дышал, и пальцы его судорожно освобождали горло от свитера. Нацик понимал, что без медицинской помощи Михалыч долго не продержится. Он возвратился в машину и достал аптечку. Это была стандартная автомобильная аптечка, которая соответствует всем требованиям и продаётся в аптеках. Помимо презервативов и бинтов там должны быть и серьёзные лекарства. По крайней мере, он так думал. Все его познания в медицине были минимальными, но тогда он не подумал обратиться за помощью к Жене по рации.

Он нашёл капсулы нитроглицерина. С трудом представляя себе, насколько эффективным будет этот препарат для Михалыча, Нацик передал ему эти таблетки. Язвенник глотнул капсулу, удовлетворённо кивая головой. Сам так и сидел в снегу на обочине дороги. Когда Нацик подал ему руку, предлагая встать, Михалыч сделал усилия и поднялся.

– Спасибо. Должно помочь… Даже не знаю, как это я ещё не отбросил коньки, – пробормотал Михалыч.

Они сели в машину. Понемногу Михалыч приходил в себя и его дыхание выравнивалось. Когда он задыхался и его перепуганные глаза просили Нацика о помощи, бэттер думал, что старик не выживет. Но он выжил и Нацик почувствовал гордость за свой поступок. Ещё недавно это был чуть ли не враг, но теперь всё изменилось. Окончательной победой над приступом стал бодрый голос Михалыча, который буркнул в рацию: «Возвращаемся». Его самообладанию теперь можно было позавидовать.

Закрыть дверцу со стороны пассажира не получилось и Михалычу пришлось держать её правой рукой всю дорогу назад. Они молчали, готовя каждый свою версию событий, чтобы рассказать о случившимся остальным.

Для себя Нацик сделал несколько выводов из того, что произошло. Прежде всего, выжившие люди есть. Правда, они вооружены и блокируют выезд из города. И ещё один вывод он сделал чисто для себя: его план рушился. Вместе с тем, у него возникло множество вопросов: например, почему им не дали выехать из города? Если Александрия изолирована (а Нацик теперь в этом не сомневался), то почему власть не заботиться о тех, кто смог выжить и не выпускает их из котлована? Это же верная смерть! Может, именно этого они и хотят? Чтобы Александрия просто вымерла, оставив после себя лишь призрачные контуры на карте?

Михалыч думал о том же. Но у него не было той информации, которой располагал «контент-менеджер нескольких сайтов» без имени и фамилии.

* * *

Бои, если можно так выразиться, продолжались ещё несколько минут, пока поток пьяных зомби не иссяк. Волошин методично, щадя патроны, но не давая пощады нападавшим, меткими выстрелами в голову укладывал заражённых в кучу. Груда тел на лестнице под баррикадами росла и с другой стороны, где Женя разносил тела мощными выстрелами дробовика. Он боялся только одного, что у него не хватит патронов на всех этих безумных живых мертвецов. Но смертоносный конвейер остановился, и вспотевший нарколог смог перевести дыхание и присесть. Автомат Волошина тоже умолк, и в ДК воцарилась такая тишина, словно её можно было трогать руками. Только в ушах звенело, а на площадках нещадно воняло порохом – таков был итог «первой волны».

– Саша! – крикнул Волошин.

– Что?

– Ты смотришь в окно?

– Да.

– И что ты видишь?

– Там пусто.

– Точно? Открой окно и посмотри внимательно.

После некоторой паузы:

– Нет, точно никого не видно.

Волошин и Евгений покинули свои позиции, чтобы присоединиться к Саше. ППС-ник высунулся в окно и тщательно осмотрел местность. Из-за угла вырулил автомобиль с Нациком и Михалычем внутри. Правая дверь была открытой. Они подъехали почти к самому крыльцу и, бросив побитую машину, выскочили наружу. Нацик глянул вверх и, увидев Волошина в окне, спросил:

– Всё в порядке?

– У нас – да, – был ответ. Сам же Волошин не успел спросить, почему машина изрешечена пулями.

Они поднялись вверх, с трудом преодолев гору трупов. Чтобы выкарабкаться на второй этаж, им нужна была помощь, и Женя с Волошиным протянули им руки. Когда оба были в зале, остальные окружили разведчиков, пытаясь мысленно угадать, каков был итог вылазки.

– Дела дерьмовые, товарищи, – взял слово Михалыч. – Выезд из города перекрыт, его контролируют какие-то военные в химзащите. Стреляют на поражение.

– Что? – не поверил услышанному Женя?

– Как это? – удивился Волошин.

Михалыч глянул в сторону Нацика и тот продолжил:

– В общем, выехали мы на трассу, переехали мост и там, дальше, дорога перекрыта. Стоят два БТРа и где-то с десять «слоников» с автоматами. С ними офицер, у него мегафон. Он сразу предупредил, что если попытаемся прорваться – будут стрелять. Я уже собирался сдавать назад, когда Михалыч открыл дверцу. Эти уроды сразу же начали по нам стрелять. Я даже не знаю, каким чудом они не попали в нас. Мы даже не развернулись, и на задней передаче поехали вдоль трассы к мосту. Женя, посмотри Михалыча, у него, кажется, приступ был. Я ему дал этот, как его… нитро…

– Нитроглицерин?

– Ага.

– Болит где-нибудь? – обратился к язвеннику нарколог.

– Да. В груди. Аж в руку отдаёт.

Нарколог бегло осмотрел Михалыча, пощупал пульс, посмотрел в глаза, где блуждал знакомый ему страх смерти. В принципе, для него всё было ясно: у Сергея Михалыча предынфарктное состояние. Ещё какой-нибудь мало-мальский стресс и всё кончено. На одних таблетках он не протянет. Но вслух Женя сказал:

– Состояние тяжёлое, но не критичное. Я бы сказал, всё, что ему сейчас нужно – это покой.

– Спасибо, Женя. В общем-то, я и сам это понимаю. Прилягу-ка я где-нибудь. – Бросил Михалыч.

Пока Михалыч укладывался, а Нацик стягивал с себя куртку, Волошин, Женя и Саша стояли рядом и переваривали всё то, что им сообщила команда №1. Положение у них, оказывается, было ещё хуже, чем они предполагали. Где-то в глубине души Саша чувствовала, что поездка только подтвердит слова того умирающего, что из города не выбраться, но боялась себе в этом признаться. Женя лихорадочно думал, что им делать дальше. Он не объявлял себя мозговым центром этой компании, но думал, что так оно и есть. Волошин, всё ещё пребывая во хмелю, воспринял дурные вести более сдержанно: закрыты? Значит, так надо!

– А что у вас тут произошло? – спросил Нацик.

– Тут целая осада была, – не медля ответил Волошин. – Вы разворошили их гнездо, и они начали толпами валить сюда.

– Да уж, представляю… Наверное, они двигались на шум?

– Скорее всего, да, – ответил Женя. – Налетели целым потоком и так же быстро «закончились». Думаю, что когда мы начали стрелять на улице, это привлекло внимание тех, кто находился поблизости. А когда мы стали отстреливаться внутри, другие уже не слышали выстрелы так хорошо, как на улице.

Нацик кивнул. Ему это объяснение показалось вполне разумным. К тому же, он и сам склонялся к тому, что единственное условие, которое привлекает заражённых – громкий шум. Врачишко был явно неглуп, Нацик это давно отметил, и теперь он даже чувствовал что-то наподобие уважения к Жене. Мысли бэттера прервала библиотекарша.

– Что будем делать дальше? – спросила Саша.