2

Разговор пошёл на самотёк. Общались обо всём и в то же время ни о чём конкретно. Коснулись таких отдалённых тем, как: политика, погода, обсуждение мэра города и ситуации в Александрии. Душевному и монотонному разговору недоставало искорки, дебатов. И, как это часто случается, спор возник почти на пустом месте, когда речь зашла о праздниках.

– Кто служил в армии, отмечают 23 февраля. А кто не служил – 8 марта, – попытался сумничать Волошин.

– Ой-ой-ой, – искренне улыбнулся Нацик. – У меня к тебе… – Нацик показал младшему сержанту пальцы в виде латинской буквы «V». – Два вопроса. Первый: а почему ты отмечаешь 23 февраля, День советской армии? И второй: ты смеёшься в цирке?

– Я отмечаю 23 февраля, как и все нормальные мужики. В России это официальный праздник… – открыл, было, рот Волошин.

– Ты в России служил? – спросил его Нацик.

– Нет. Здесь.

– Так а чё ты отмечаешь российские праздники? У нас ведь это даже не выходной!

– Не знаю. Как все, так и я.

– Вообще-то в Украине этот день называется «День защитника Отечества» и его отмечают, – уточнил нарколог.

– Ты проигнорировал второй вопрос. На счёт цирка, – не обращая внимания на Женю возбуждённо вопросил Нацик.

– А причём тут цирк?

– Ну как, причём? Говорят, те, кто служил в армии, в цирке не смеются.

– Не знаю, не бывал я в цирке после армии.

– Ладно, забыли. Ну вот, отслужил ты, и что теперь? Медаль дали? Или, может, ты теперь можешь грудью пули отбивать?

– Нет. Но зато я отдал свой долг Родине.

– А я не отдал. Потому что государству я не должен! – Нацик был невозмутим. – Научился кирпич класть? Траву красить?

– Так, короче! Ты не вешай лапшу! – Волошин начал вскипать. – Никто там генеральские дачи не строит и газоны не красит.

– А монтировкой плац заметал? – продолжал Нацик. В ответ – молчание. Волошин пытался совладать с собой. – Видишь, чем ты хвастаешься? Сколько раз ты за всю службу был на стрельбищах?

– Мы регулярно были на стрельбищах.

– Ну, насколько регулярно и сколько вам давали патронов?

– Раз в месяц стрельбища. Иногда нужно было выстрелять целый рожок.

– И-ног-да! Вот ключевое слово. Ты же толком и не пострелял в армии!

Волошин погрузился в молчание. То ли усиленно работал его солдатский мозг, то ли он решил окончить разговор. Он явно был не рад тому, что «заварил» эту тему. Решил сострить и фактически оказался «в дураках». Какой-то неслуживший сопляк утёр нос младшему сержанту, такого он не предвидел. Волошин присел в кресло, сложив пальцы обеих рук в замок и положив руки на колени. Нацик же так и стоял с немым вопросом на лице. В армии он получил бы презент за такие разговоры с младшим сержантом. Но здесь была «гражданка» и он был взвинчен. Пьяная кровь требовала мщения, но Волошин понимал, что перестрелять друг друга – это последнее, что можно будет сделать в сложившейся ситуации. Обстановка была накалена и в разговор пришлось вмешаться Михалычу:

– Служил, не служил… Какое это теперь имеет значение? К тому же, Нацик красноречиво подтвердил, что с оружием он обращаться может. Так ведь, Володя? – Язвенник намекнул на то, что Нацик неплохо справлялся с автоматом, судя по рассказу самого Волошина. – А восьмое марта отмечают и мужики. Я бы даже сказал, в основном его мужики и отмечают.

– Чего это? – спросила Саша.

– Потому что, сколько я живу на этом свете, каждое восьмое марта видел пьяных мужиков. Получается, они бухают, потому что праздник.

– Интересная логика, – вступил в разговор нарколог. Он сидел в дальнем углу зала и вертел в руках ПМ, который оставил на столе Волошин.

Михалыч замолчал. Понял, что сморозил глупость. Виновато опустил глаза, а потом и вовсе отвернулся от всех и подошёл к окну. Там, на улице, дребезжал рассвет. И хотя окна выходили на запад, видно было, как ночь отступает, оголяя железобетонные остовы многоэтажек и уступая место ясному дню. Спор был закончен, все темы для разговоров – тоже. Теперь им предстояло действовать.