5

Нарколог всё так же сидел рядом с библиотекаршей. На лице его была нарисована усталость, волосы, которые всегда были аккуратно зачёсаны направо, теперь стояли торчком. На лице уже успела прорости мелкая щетина. От этого он был сейчас похож на бомжа интеллигентного вида (с кем только мысленно не сравнивали Женю сегодня?). Сжав левой рукой кисть Саши, он посмотрел на неё и начал:

– Меня зовут Евгений. Я – врач-нарколог. Фамилия моя – Озерной.

– Озорной? – переспросил Нацик?

– Козырной? – с улыбкой добавил Волошин.

– Нет, О-зер-ной. Озэрный, в украинском варианте.

Нацик удовлетворённо кивнул. Михалыч посмотрел на него как на шута.

– Работаю в наркодиспансере. Вот уже пятнадцать лет практикую. Сам я кировоградский, но после учёбы работаю здесь. Живу тут рядом, в пятиэтажке по проспекту.

Евгений смахнул пот со лба. Здесь, в помещении, было тепло, несмотря на то, что площадку отапливали худенькие батареи. «Интересно, – думал он, – а когда остановится котельная?». Женя уже успел расстегнуть свою куртку, когда они собрались за столом. Теперь было самое время её снимать. Возможно, близость Саши и её тепло здесь сыграли свою роль.

Нарколог встал и снял с себя курточку. У Нацика разыгралось воображение, будто нарколог сейчас оголит торс и покажет свои мышцы. Волошин тоже подумал о раздевании, только он ожидал увидеть синие купола и другие татуировки, хотя где-то на подсознательном уровне и понимал: откуда у нарколога могут быть «зоновские» татуировки? Михалыч вообще никак не отреагировал на раздевание, и только Саша догадалась, что ему просто стало жарко. Кто знает, может, между ними появилась какая-то ментальная связь?

– Женат? – спросил Михалыч.

– Нет, – ответил нарколог и потом добавил: – И не был.

– А что ж так? – Михалыч явно ему сочувствовал.

Женя воспринял этот вопрос болезненно. Возможно, сыграла роль интонация Михалыча, ведь он произнёс эту фразу с издёвкой. В ответ нарколог промолчал. Саша поняла, что ему неловко отвечать на этот вопрос, хоть сама тоже была не прочь узнать, почему не сложилось с супружеской жизнью у этого человека.

– Ну, как бы ему неловко, наверное, отвечать на этот вопрос, – вступилась за нарколога его подруга.

– Ладно, проехали, – тон у Нацика явно был равнодушным. – Значит, ты кировоградский? А чего в нашей дыре забыл?

– Направили сюда, здесь и остался. Тут всё очень просто. На счёт дыры, ты это зря. Я полюбил этот городок. Хорошо здесь, спокойно.

– И жизнь идёт размеренно, – вставил Михалыч.

– И всё так предсказуемо, – добавил Волошин.

– Нет, я люблю свой город. Но, согласитесь, если пожить в каком-то большом и красивом городе, разница с нашим «селом» огромная, – начал оправдываться Нацик.

– Конечно, в Александрии есть свои плюсы, и есть свои минусы, но для меня это родной город и точка, – продолжил нарколог. И немного улыбнувшись, добавил:

– Тем более что я знаю всех интересных людей.

Волошин вскинул брови.

– Каких это, «интересных»?

– Ну, знаете, в каждом городе есть известные люди. Неважно, что про них думают, любят или ненавидят – они на виду и о них говорят. Так вот: у нас есть такие люди, которые лечились у меня. И бывало, не один раз.

– В смысле? Наркоманы или алкоголики?

– И те и другие. Конечно, эта информация закрытая, их называть я не буду. Скажу, например, есть у нас в городе один известный бизнесмен, который ровно один раз в полгода уходит в жесточайший запой. Вместе со всеми ему лечиться нельзя, сами понимаете, поэтому он лечится приватно. И что самое интересное, он не собирается бороться со своей проблемой. Его это устраивает. Несмотря на то, что печень у него уже значительно увеличилась, а сосуды были в таком состоянии, что инфаркт уже стучался в дверь.

– Дайте-ка угадаю, ты тоже не употребляешь спиртное? – внезапно спросил Нацик.

– Да, завязал, и, причём, давно, – ответил нарколог.

– Как интересно получается, – заметил Нацик. – Я не пью, Сергей Михалыч не пьёт, Саша и Евгений тоже. Волошин, а ты пьёшь?

– Нет.

Нацик не претендовал на звание «капитана очевидность», но сейчас у его новых друзей на лицах было написано «ты только понял это?». Он опустил голову и слегка покраснел. Михалыч улыбнулся, вытер нос и устроился в своём кресле удобнее. Нарколог продолжал:

– Работа, в общем, не скучная. Бывали разные курьёзные случаи. Может, потом ещё расскажу. Правда, теперь ни работы, ни пациентов…

– Ни будущего, – мрачно добавил Михалыч.

– А почему «потом»? Разве мы куда-то спешим? – поинтересовался Нацик.

– Да, в общем-то, не спешим. Ну, например, был такой случай с пациентом. В общем, картина довольно стандартная: белая горячка. Известный в предпринимательских кругах человек после запоя решил бросить пить – причём сразу и окончательно. Это одна из распространённых ошибок – сразу бросать. У него, конечно же, развился делирий, то есть «белочка» и его привезли к нам. Сначала в своей палате, в которой он, кстати, был один, он познакомился с маленьким мальчиком по имени Воша. Да, именно «Воша», не Вова и не Гоша… Мужик сидел и делился своими проблемами с мальчиком, курил, давал затянуться и Воше. Конечно же, это всё было в его воображении, никаких сигарет у него не было. Потом достал из-под одеяла «учебники» и начал показывать мальчику, что в школьном курсе по биологии ясно сказано: никакого вреда от сигарет нет и быть не может. Но это ещё цветочки.

У слушателей на лицах проступила едва заметная улыбка. Рассказ их забавлял.

– Потом этот «чудило» лёг спать и ночью проснулся. Вышел в коридор и давай бегать за кем-то. Когда санитар его поймал и спросил, за кем он бегает, тот ответил: «Ты что, слепой? Котёнок тут бегает. Надо его накормить и под одеяло засунуть, а то ему холодно». К слову, человек этот кошек совсем не любит, и вот тут такая ситуация. Гонялся он ещё пару раз за ночь, а потом уснул. На следующий день он ничего этого не помнил. Думал, что мы его разыгрываем или того хуже – пытаемся сделать из него идиота. Жаль, тогда ещё не было мобильных телефонов с камерами, а то показали бы ему. Но, повторюсь, случай далеко не уникальный. Самое смешное в этом то, что «белочка» у него повторилась. Через год примерно. Но была уже не такая яркая и интересная. Так что у нас не соскучишься. Жаль, правда, диспансер собираются закрывать.

– Ха, сейчас это как раз и не важно, – заметил Нацик. – Я имею в виду: закроют или не закроют диспансер, от этого ничего не изменится. Да и кто ж его закроет-то? Есть ли кому закрывать?

– И то, правда, – сказал Женя.

Евгений снова вытер лоб. Ему всё ещё было жарко. На вопрос Волошина о том, что он может рассказать, кроме того, что он уже поведал о работе, нарколог ответил:

– Особо интересного рассказывать пока что нечего. Как говорится, не привлекался, не служил.

В глазах Волошина мелькнул какой-то странный огонёк. Нацик этого видеть не мог, а вот Женя увидел. Только потом, позже, он поймёт, что это был пренебрежительный или даже презрительный взгляд. Сейчас же это немного смутило нарколога, и он окончил свой монолог. Михалыч снова зевал, Саша положила свою голову на плечо Жени, Нацик рассматривал что-то на своём мобильном телефоне, а Волошин гладил свой АК, будто это был его любимый пёс. Ночь продолжалась.

6

Тишина, поглотившая выживших, заставила их подумать о сне и отдыхе. Словно учуяв мысли остальных, Михалыч (он и так уже вовсю зевал) подвёл итог:

– Итак, все познакомились, всем очень приятно. Теперь нужно решить не менее важный вопрос. Кто дежурит первым?

В ответ он услышал молчание. Все хотели спать и никто, видимо, не хотел сидеть на вахте. Голову поднял Волошин:

– Я первым подежурю. Короче, я сижу час. Потом – следующий и так далее. Определитесь, кто будет после меня, и можете укладываться поудобнее. Не будем терять времени. Если хотите, потянем спички.

Михалыч хотел было что-то сказать, но его прервал Женя:

– Я буду следующим. Который час?

– Три пятнадцать утра, – равнодушно произнёс Нацик. – Я буду после Жени.

– Ну, вот и договорились. После Нацика буду я, а последней – Саша, – Михалыч улыбнулся.

Никто не сказал больше ни слова. Женя с Сашей отошли в дальний угол зала, где нарколог простелил свою куртку прямо на пол и уложил туда свою подругу. Сам лёг на твёрдый паркет рядом. Нацик прошёл в другой угол и уложился там, используя вместо подушки свой рюкзак. Михалыч собрал под столом пустые полиэтиленовые пакеты и скомкал их, соорудив, таким образом, себе нехитрую подушку. Так же уложился на пол, постелив свой камуфляжный бушлат. Мгновение спустя он уже мирно сопел. Волошин встал и накинул свой автомат на плечо. Он ему нравился, сейчас это был его единственный верный друг.

Саша уснула почти мгновенно, хотя ещё каких-то десять минут назад она и думать не могла о том, что уснёт. Последней её мыслью было: «А как себя чувствуют те, кому в лицо брызнули из баллончика?». Не дав себе ответить, Саша поставила свой мозг в режим «Сон».

Женя уснул позже. Когда он сомкнул глаза, в его воображении возникли трупы тех, кого он убил. Хладнокровно, заметим, убил. Сначала соседку – решительно и твёрдо, рука не дрогнула. В тот момент он больше всего боялся, что одного удара не хватит, чтобы убить её. Что тогда? Тогда, быть может, он потерял бы контроль над собой и ещё не известно, чем бы всё закончилось. Сцена первобытного ужасающего насилия запечатлелась в его мозгу, и Женя ещё долго будет бороться с бессонницей. Если выживет.

Михалыч не мог уснуть минут двадцать. Ругал себя за то, что поддался соблазну лёгкой дрёмы, и сон теперь ни в какую не хотел к нему идти. «Старею», – подумал Михалыч и тоже вспомнил о тех смертях, которые он принёс. Он убил людей, которые были гораздо моложе его. Но такова судьба. Либо ты, либо – тебя. Город на военном положении, нужно заботиться в первую очередь о себе. Так Михалыч думал перед тем, как забыться в недолгом сне.

Младший сержант Волошин шагал по залу взад-вперёд, пытаясь найти ответы на вопросы, которые давно его мучили. Ответы никак не приходили в голову, и это огорчало. Его неимоверно морил сон, и чтобы хоть как-то держаться на ногах, Волошин пытался сосредоточиться на плане дальнейших действий. Он проследовал в коридор, который вёл в другое крыло здания. Там было темно и прохладно. Зашёл в один из кабинетов и выглянул в окно. Всё та же чёрная ночь. Снег остался только на газоне возле фонтана. Холодный и немного пугающий свет падал на ступени справа от окна. Там, на улице не было ни одной живой души. Трупы так и остались лежать на бетонных плитах, в лужах крови. Ива оплакивала убитых и провожала их в последний путь лёгким покачиванием своих длинных веточек. Почему они не убрали трупы возле входа в дом культуры? Волошин задал себе и этот ответ на который, как ни странно пришёл быстро: потому что они спешили укрыться в здании и не привлекать внимания. С другой стороны, неубранные тела тоже привлекали внимание и скоро должны прийти те, кого привлекает свежая кровь, в поисках этой самой жизненной силы. То, что они придут, Волошин не сомневался. Вопрос заключался только в том, когда они придут. Нужно быть готовыми к внезапному нападению. Прежних обитателей этого здания выманили наружу и перегрызли. Значит, заражённые обладают неким интеллектом? Возможно. А что, если они сейчас планируют нападение или осаду здания? Смешно, конечно, а вдруг?

Волошин вышел из комнаты и углубился в коридор туда, где была забаррикадирована вторая лестница. Проверил, всё ли в порядке и снова подошёл к окну. Никого. Снова погрузился в мысли. Теперь его голову заняли отнюдь не планы на будущее, а воспоминания о прошлом. Каков итог этой безумной новогодней ночи? Ещё днём, вчера, он видел своих родителей живыми и здоровыми. Теперь же они были мертвы. И если бы кто-нибудь вчера сказал Волошину, что в эту новогоднюю ночь его отец убьёт его мать, а потом какой-то парень на глазах у Волошина прикончит его отца, младший сержант ППС не задумываясь, ударил бы этому человеку в челюсть. Но жизнь такова: сегодня у тебя есть хоть что-то, а завтра у тебя нет совсем ничего. И ничего тебя, пожалуй, не держит на этой земле. Судьба Волошина, и без того нелёгкая, отвесила ему очередную пощёчину, нет, даже прямой удар. Это нок-даун. Ещё один такой удар в ближайшее время, и рефери остановит бой. Но Волошин решил для себя одно: он непременно должен разобраться в причине этой эпидемии и наказать виновных. Да, устроить самосуд. А дальнейшее его совсем не интересовало.

Час пробежал незаметно. И вот уже Волошин идёт будить Евгения. Тот спал, прижавшись к Саше. Волошин не страдал романтикой и не стал любоваться этой парочкой, он просто присел на корточки и попытался расшевелить нарколога. Тот открыл глаза и несколько секунд приходил в себя. Мозг его начал восстанавливать события накануне и к Жене вернулась память. Он молча поднялся. Саша зашевелилась, почувствовав, что источник тепла слева от неё куда-то делся, но не проснулась. Волошин указал на часы и показал пальцем единицу. Женя кивнул и начал протирать глаза, пытаясь окончательно проснуться. Патрульный пошёл в один из кабинетов, где ранее присмотрел неплохое местечко для сна, и прилёг.

Быстро задремал. И ему снились сны, которые были очень похожи на воспоминания.

…Ему 14, он учится в девятом классе. Возраст именно тот, когда мальчики начинают интересоваться девочками, им хочется быть крутыми и хочется, чтобы о них говорили. Во всяком случае, так бывает практически со всеми мальчиками. Но не с Волошиным. Тогда он был неудачником, как сейчас бы его назвали, «лузером». Если бы он был «ботаном», то было бы не так уж и плохо, и он сейчас с высшим образованием уже катался бы на Мерседесе. Но он не был «ботаном», даже «хорошистом» он не был. Вовочка был тугодумом, слабаком и отшельником. В классе его считали за придурка и всячески издевались над ним. А он тайно помышлял о жестокой мести.

Вот он стоит в своей родительской квартире зимой 2003 года. Вечер, пятница. А это означает, что через несколько часов начнётся дискотека. И ему не в чем пойти. Нет, одеться есть во что, а вот обуться – увы. Его затасканные зимние ботинки мама замочила, чтобы в понедельник Вова пошёл в школу в чистенькой обуви. И вот он стоял перед выбором: остаться дома или пойти в этих дурацких сапожках на липучке. Это было бы совсем не круто, если бы его таким увидели девчонки с параллельного класса. А уж разговоров потом будет!.. Будут смотреть на него, и перешёптываться, а потом смеяться. Но Волошин, хоть и был туговат, но был он также и изобретательным парнем.

И вот он уже в сапогах, на которые сверху натянул джинсы. С виду вроде бы не очень печально, но, присмотревшись, можно было заметить, что он маскирует джинсами. В этом виде, исполненный решимости и в предвкушении хорошего вечера, Володя вышел из дома по улице Дибровы и уверенно зашагал в сторону районного дома культуры, который находился по этой же улице, только за перекрёстком с проспектом Ленина. Но перед посещением самой дискотеки, Волошин должен был встретиться с одноклассниками и их друзьями. С некоторых пор он сдружился (если это можно было так назвать) с «крутыми» и для того, чтобы пребывать в их компании, «заряжался» перед дискотекой сорокаградусным напитком, который гордо именуется «палёнкой» и продаётся недалеко от дискотеки.

Схема была довольно проста: парни сбрасываются деньгами, покупают скромный набор «юного бухаря» и отправляются либо во дворик возле районного дома культуры, либо останавливаются на ближайшей колонке с водой. Набор в лучшем случае состоял из водки (количество бутылок варьировалось от одной до трёх, в зависимости от количества щей на неё сбрасывавшихся), газированного напитка и орешек или сухариков. Ну, и стаканы. В худшем случае это была только водка и стаканы. Поэтому приходилось запивать водой на колонке.

Сегодня был удачный вечер и Вован жмакал в своём кармане хрустящую новую пятёрку. Эту пятигривневую купюру ему дал бабушка. Ну как дала? Не совсем дала. Он сам взял. Итого – гривна на дискотеку, а остальные – на сигареты и водку. Волошин улыбнулся. Вот и его компания, собираются возле братской могилы. О, и этот урод Калиниченко здесь! Вова увидел его сразу: тот расхаживал с мобильным телефоном (очень круто, да) и кому-то что-то рассказывал. Это был сынок одного очень известного в городе бизнесмена. Парень «при фарше», с достатком. Рядом с ним скромно стояли одноклассники Волошина – Женя и Андрей. С ними разговаривал их совместный друг (постарше и круче), Чип. Итого, четверо. Вместе с Волошиным – пятеро. Значит, сегодня будет две бутылки водки.

– А вот и Волошин, – говорит Андрею Женя. – Ты как раз вовремя, мы собираемся уже идти за водярой. Ты как, будешь?

– Конечно, буду, – с улыбкой отвечает Вова. – А по сколько сбрасываемся?

Денежный вопрос всегда был больным местом Волошина. Он вырос в семье, которая с трудом пережила девяностые годы с их разрухой и беспределом. Сейчас, когда всё начинало стабилизироваться, семья более-менее сводила концы с концами, но это всё равно значительно отражалось на его карманных деньгах. Хватало только на булочку и компот в школьной столовой, а если сэкономит – на сигареты. Сегодня Волошин, как ему казалось, был перцем, ведь у него было целых 5 гривен!

– По «трёшке». Возьмём две бутылки, – это десять гривен, двухлитровый напиток – плюс две гривны – и сухари на остаток. А, ну и стаканчики, – объяснил Андрей.

– Без базара, – пытался говорить на их языке Володя. Это вызвало улыбку у его одноклассников. – У кого-нибудь будет разменять?

В это время Калиниченко закончил разговор и подошёл к Волошину. Выхватив пятёрку из протянутой его руки, он объяснил:

– Сдачу потом отдадим. Погнали!

Ребята пошли в ларёк. Там всегда продавали спиртное несовершеннолетним. А тем более – в пятницу вечером, когда была дискотека. Все пятеро (Волошин шёл сзади, а остальные – парами) подошли к киоску и Калиниченко обратился к продавцу:

– Дайте две бутылки «по пять», два литра «Фрутс» и 10 стаканчиков. А, и ещё сухариков со вкусом сыра.

Пока продавец доставал нужный товар, Калиниченко достал из кармана «пресс» денег и отлистал оттуда 15 гривен. Волошин это увидел и ещё больше возненавидел этого упыря из девятого «а» класса. Пока ребята распределяли товар, Калиниченко снова достал свой мобильный телефон и что-то клацал в нём. И ежу стало понятно, что он не хотел ничего нести. «Почётная» обязанность нести водку досталась, конечно же, Волошину. Ему и Жене. Андрей нёс напиток, а Чип – сухарики и стаканчики. Вся компания направилась на территорию 11-й школы.

Далее – водка, напиток. Пару раз удалось взять сухарей. Волошин захмелел и ему это нравилось. Все оживлённо разговаривали, а он их внимательно слушал, вставляя иногда свои фразы, которые вызывали у всех только взрывы смеха. Когда водка была допита, все направились к РДК. Там столпилось уже довольно много народу. Кто вышел покурить, кто – выпить пива, кто – просто поговорить. Собственно, дискотека уже началась, и когда открывалась дверь и оттуда вываливался очередной пьяный школьник, из здания доносились басы и ударники. Компания подошла ко входу и все начали здороваться со знакомыми. Ну, как положено: пришли пятеро, и все вместе перездоровались за руку с десятью или пятнадцатью знакомыми.

Волошин всё это время думал об одном: Калиниченко не отдал ему сдачу. А это означает, что Вова не купит себе сигарет и ему не будет за что платить за вход. А тот и не думал отдавать Волошину денег. Он, в общем-то, и не замечал присутствия придурка с девятого «б» класса. Когда все покурили и начали заходить внутрь, Волошин дёрнул Калиниченко за рукав и спросил:

– Э, Игорь, ты мне сдачу так и не отдал. Как я зайду?

– Да не ссы, у меня нет сейчас двух гривен. Зайду – закажу песню, ди-джей мне сдачу даст, и я выйду, отдам тебе.

Звучало вроде бы складно. Волошин зашёл со всеми, но остался в коридоре, так как в зал он сейчас попасть не мог. В коридоре стояло ещё несколько человек, у которых тоже не было денег и они «стреляли» мелочь у знакомых, которые сновали туда-сюда из зала на улицу и обратно.

Из зала доносилась музыка. Даже песни его любимые звучали! И, конечно же, ди-джей несколько раз объявил о музыкальных подарках, которые заказывал Калиниченко («от Игоря для Чипа и всех пацанов»). Музыка манила, в голове плыло и хотелось танцевать. Ну, как танцевать, – Волошин не умел этого делать, – просто стоять и топтаться на одном месте, пытаясь попасть в ритм. Ему казалось, что большинство делают именно так.

С грустным и пьяным лицом Волошин простоял полчаса.  Мало того, что многие обратили внимание на его обувь, скрытую джинсами («смотри на этого чепушилу!»), так и ещё Калиниченко не собирался выходить! Он просто «кинул» Волошина на две гривны, оставив того в коридоре. Какой позор… Как обидно!

И голос матери: «Не ходи ты с этими бандюгами на дискотеку»…

Волошин открыл глаза. Он лежал в ДК. Ему это приснилось! Вытер со лба пот и с облегчением вздохнул. Увидеть бы сейчас этого Калиниченко!