13

Ночь была тёмной, и продвигаться тихими переулками и дворами Нацику было нелегко. К тому же, он создавал некоторый шум, когда под ногами хрустел выпавший снежок. Первый отрезок пути он прошёл без проблем, теперь ему предстояло идти мимо коллегиума к рынку. Вроде бы тихо и спокойно, но было что-то определённо настораживающее в этой тишине. Крик из 118-го дома заставил Нацика вздрогнуть – который раз за вечер. Кричала женщина, умоляя о помощи. Он снова оказался в ситуации, когда для спасения кого-то ему требовалось жертвовать своей безопасностью. Недолго думая, он поднялся от центрального входа на территории коллегиума и свернул к 118-ому дому. Там он увидел леденящую душу картину.

На асфальте возле последнего подъезда в слабом свете окон первых этажей трое зверей терзали женщину. Она ещё была жива и даже пыталась вырваться, но силы, видимо, покидали её. Нацик вспомнил передачу, которую недавно видел по каналу Natgeo Wild по кабельному телевиденью. Тогда бедную лань или антилопу терзали львицы. Увидеть подобное вживую он никогда не рассчитывал, но времена настали другие. Ему показалось, что женщина его увидела и даже попыталась назвать его имя, но тут ей в горло вцепился один из нападавших. А Нацик стоял как вкопанный и снова ничего не смог предпринять.

Вспоминались жуткие кадры, которые он видел в интернете. На одном из таких жутких видео бандиты резали глотку ни в чём не повинной женщины, которая, видимо, нарушила их варварские законы. Процесс был показан во всех деталях и крупным планом. Бульканье и кряхтение надолго врезалось ему в память. Сегодня ночью он уже дважды видел подобное. Только это было ещё ужасней – горло не резали, а грызли. После того, как он пересматривал страшное видео, он неделю не мог спокойно спать, и это в таком-то возрасте. Как он будет спать теперь, Нацик даже не предполагал. Может быть, ему так же перегрызут горло. Но парень твёрдо решил для себя: ни в коем случае не допустить этого. Лучше пулю в лоб! Но пулю ещё нужно где-то взять.

Когда женщина перестала дёргаться, он отвернулся и побежал прочь. Его состояние было близко к помешательству. Он пробежал так до самого участка. А там Нацику стало стыдно, что уже второй раз не смог прийти на помощь нуждающемуся человеку. А ведь он смог бы справиться. Может, трое против него – это было много, но двоих бы он точно уложил бы. Так он думал. Почему-то вспомнились времена дурной юности, когда они избивали людей. Они компанией могли побить одного-двух человек, это было просто. Но смог бы он один противостоять троим? Тогда – нет. Сейчас – возможно, но никакой уверенности у него не было. Пускай они и пьяные, но что, если они нападут все втроём сразу? С тех пор, как он бросил пить и курить, у него добавилось здоровья и силы, но смелости и уверенности – нет.

Осмотревшись по сторонам, Нацик присел возле забора, отделявшего «Базу №2» от жилого двора. Нужно было отдышаться. И быть бдительным. А ещё – готовым на всё. Этот дворик был довольно тихим, полумёртвых здесь было неслышно. И живых, кстати, тоже. Лишь в окнах девятиэтажки горели гирлянды, и где-то громко звучала музыка. Он сплюнул. В такие моменты он обычно закуривал. Но он бросил. Хотя… В такой ситуации можно было бы одну скурить, если бы под руки попалась пачка сигарет. С другой стороны, он прекрасно понимал, что дай он слабину, то не только закурит, а и напьётся. Поэтому он выбросил из головы все мысли о сигаретах и снова сплюнул.

– Да уж, весёлый новый год! – сказал сам себе Нацик и поднялся.

Почему-то болела спина, и он сам себе задал совершенно неподходящий вопрос: от чего может болеть спина после бега? Мысленно он ввёл этот запрос в строку поиска Google. Чёрт, и тут работа мерещится! В голове всё кружилось и вертелось, мозг не мог адекватно реагировать на возбудители и заполнял пробелы совершенно неподходящими картинками.

Оглянулся на здание участка, в надежде, что хоть в каком-нибудь окне будет гореть свет. Тщетно. Скорее всего, вся милиция сейчас на ногах и стреляет таких вот полуживых тварей. И лишь присмотревшись хорошо, он смог распознать, что где-то в здании всё-таки горит свет. Вся загвоздка в его слабом зрении, – так он думал тогда. Ночью он очень плохо видел. Свет было видно сквозь щель под дверью в комнате, возле окна которой он стоял. Значит, в коридоре горит свет, а это значит, что кто-нибудь там долен быть.

Ну, это уже неплохо. Для начала нужно было придумать, что сказать, если там есть живые и они ничего не знают. Да что выдумывать? Рассказать, как есть, а если нужно – показать. Нацик направился ко входу, и когда уже подходил к двери, она захлопнулась. Кто-то зашёл внутрь. Или закрылся, увидев Нацика. Осторожно и тихо он подошёл к двери и приложил к ней ухо. Тишина. Он осторожно постучал. Никакого ответа. Он осмотрел дверь. По левую руку возле двери был дежурный звонок. Нацик нажал его и услышал где-то за дверью трель.

Через минуту на пороге зажёгся свет. Кто-то хотел увидеть человека стоявшего у двери. Нацик это понял и громко сказал:

– Я нормальный! Впустите меня.

Для большей наглядности он вышел на свет и покрутился вокруг своей оси с поднятыми руками. Свет погас. Теперь оставалось надеяться, что ему поверили и откроют.

* * *

Толстый мужик крепко схватил Волошина и оскалил свои окровавленные зубы. Табельный ПМ бесполезно валялся под ногами. Руки милиционера были зажаты вдоль тела, и он практически не мог пошевелить ими. Ситуация была безвыходной, и Волошин уже думал молиться, когда левой рукой он нащупал баллончик у себя на поясе. Это было его спасение. Но его нужно было снять и направить на рожу этого зомби. А это было уже проблематично. Чтобы вырваться из таких объятий Волошин знал только один приём: удар в пах. Он не знал, подействует ли этот приём на полумёртвого, но попробовать стоило. Он сделал это, когда зубы пузатого уже почти впились ему в шею. Внезапный удар по яйцам мгновенно заставил толстого пересмотреть приоритеты, и он отпустил милиционера, чтобы схватиться за то место, которым он так дорожил.

Бабский приём? Возможно. Вот только это был единственный действенный приём в такой ситуации.

– Что, больно? – Волошин был рад своему быстрому освобождению. – А вот этого не хочешь?

Сорвав баллончик со своего пояса, Волошин направил его в лицо оторопевшему верзиле. Брызнул газ, и всё лицо толстого мужика окуталось облаком жгущей пыли. Он зарычал и ухватился за лицо. Казалось, ему теперь не важно было, болит у него пах или нет, теперь его волновало лицо. Обливаясь слезами и мыча, словно корова, толстый сделал попытку схватить Волошина, обнял руками воздух, а ППС-ник хорошо поставленным ударом в челюсть свалил ходячую тушу с ног.

– Лежи, падло.

ППС-ник поднял с земли свой пистолет и прицелился. Несколько секунд он думал, пока мужик пытался прийти в себя, корчась от боли. Но Волошин решил экономить патроны и не стал добивать пьяного. Тот уже не представлял опасности.

Он обошёл беспомощного заражённого и побежал к «Базе №2». Там в одном из окон горел свет. На ходу Волошин достал рацию и, нажав кнопку, проговорил:

– База-2, приём.

Никакого ответа.

– База-2, приём. Есть кто живой?

Он подождал возле входа ещё минуту, в надежде, что ему ответят по рации. Собирался уже звонить в дверь, когда рация зашипела и оттуда донёсся голос:

– База-2, кто на связи?

– Волошин на связи. Приём.

– Волошин, ты живой?

– Живой. Кто говорит?

– Я тут один. Петриченко говорит. Это ты возле дверей?

– Да, это я. Открывай.

– Выйди на свет, я на тебя посмотрю.

Волошин отошёл от порога и тут же включился фонарь над дверью. Дёрнулась штора у окна возле входных дверей. Кто-то наблюдал за Волошиным из темноты. Через минуту входная дверь приоткрылась. Но оттуда никто не вышел. Волошин, держа наготове ПМ, приоткрыл двери и увидел перепуганного Петриченко, который тоже держал ствол в руках.

В этот самый момент Нацик подходил с другой стороны здания.

14

Ночь была долгой. Прошло, казалось, несколько часов, прежде чем нарколог смог уверить себя и Сашу, что на улице более-менее спокойно. Он начал разбирать свою баррикаду перед дверью, когда Саша уснула словно ребёнок, свернувшись на диване. Стараясь не нарушить её хрупкий сон, Женя осторожно разбирал вещи, которые набросал перед дверью. Когда можно было посмотреть в глазок, он увидел, что перед дверью лежит труп, и больше никого нет.

Всё же ждать можно было чего угодно, поэтому тесак был при нём. В подъезде – тишина, во дворе – тоже. Самое время действовать. Но сначала нужно было предупредить Сашу, чтобы она не проснулась одна и не подняла крик. Женя тихо подошёл к ней и дотронулся до плеча. Она крепко спала. Тогда он позволил себе поцеловать её, чего давно уже хотел. Она открыла глаза, и на лице её можно было заметить кое-что похожее на улыбку.

– Сашенька, я сейчас пойду. Ты останешься здесь.

Она кивнула головой. Видно, была ещё сонная и не совсем понимала, что происходит.

– Я закрою дверь на замок, а ты никому и ни при каких обстоятельствах не открывай. Даже милиции. Даже если кто-нибудь будет очень просить и умолять о помощи. Хорошо?

Саша снова кивнула.

– Отлично. Старайся не включать телевизор и не создавать шума, чтобы не привлечь к себе внимания. Договорились?

– Да, – на этот раз Саша подала голос.

– Хорошо. Я иду и буду минут через сорок, возможно, через час. Постарайся поспать. Всё будет хорошо.

Саша снова кивнула головой, и Женя был практически уверен в том, что она так и сделает. Хорошо, что она не задаёт вопросов и не пытается пойти с ним. Это было бы лишним. Женя не смог бы остановить её, если бы она пожелала идти с ним, а отвечать за безопасность не только свою, а и её на данном этапе было проблематичным.

Он собрался, оделся и взял ключи. В левой руке он держал единственное, что могло ему быть оружием – кухонный тесак. Осторожно открыл дверь и всмотрелся в труп, опасаясь, что тот вдруг оживёт. Но ничего такого не произошло. Когда дверь в квартиру была заперта, он мысленно пожелал себе удачи и начал спускаться по ступенькам.

На улице было тихо. Казалось, будто город вымер или впал в спячку. Впрочем, это было недалеко от истины. Женя стоял у открытого подъезда и осматривал двор. Тишина, и только где-то со стороны частного сектора доносился собачий лай. До рассвета ещё далеко, поэтому тьма послужит ему прикрытием в этой рискованной операции. Он свернул налево, к улице Луначарского. Только теперь он начал замечать кровь на снегу повсюду. Да ещё несколько трупов, валявшихся по всему двору, возле подъездов. Удручающее зрелище, но времени на эмоции у него не было. Нужно быть осторожным и как можно тише идти вперёд, к заветному магазину.

Он ещё раз проверил свои карманы. Всё ли он взял? Ножницы по металлу у него лежали в правом кармане зимней куртки, небольшой ручной фонарик – в левом. Женя пожалел о том, что не взял свои перчатки. Там, дома, он подумал, что держать тесак в перчатках было опасно. Теперь же руки его замёрзли буквально за минуту. Как он будет справляться с ножницами – он не знал.

Мимо трупов и луж крови он шёл через двор вдоль своего пятиэтажного дома. Ему вспомнилось, как однажды он так же, в глубокую ночь выходил из подъезда, чтобы отправиться в круглосуточный магазин за выпивкой. Перед этим он крепко напился и проснулся среди ночи в страшном похмелье. Всё, что он тогда мог придумать – это выйти в магазин за «чекушкой» водки, чтобы сбить это дурное состояние. Он думал, что это ему поможет. Многие алкоголики так думают, и лишь единицы понимают, что это – продолжение попойки.

Тогда он свернул направо и шатающейся походкой побрёл вдоль дома. Его начало трясти, хотя на улице было не очень холодно. Это яд выходил из организма. Женя не заметил двоих парней, которые сидели на лавочке у соседнего подъезда. Они сидели молча, и, казалось, ждали именно его. Он проплыл мимо них, как корабль по волнам – его качало из стороны в сторону. Ребята зашли сзади.

Он тогда не «вырубился» и почувствовал всю ненависть этих двоих. Они набросились на него со спины, и принялись остервенело бить руками и ногами по чём зря. Удары наносились хаотично, но были очень болезненными. Он пытался защитить лицо, а они били его по затылку. Когда он притворился, что потерял сознание и прекратил сопротивление, они остановились и принялись шарить по его карманам. Улов был нехитрый – мобильный телефон и 20 гривен одной купюрой. Правда, телефон по тем временам был неплохим средством разжиться на денежку. Зачем он взял его с собой?

Тогда он так и не опохмелился, а вместо этого – получил по голове и остался без телефона. Сейчас же он был готов ко всему, но такой вариант развития событий Женя даже не брал в расчёт. Сейчас опасаться нужно было не за деньги и телефон, а за свою жизнь.

* * *

Михалыч хоть и был глуховат на одно ухо, и к тому же у него звенело в ушах от недавних выстрелов в замкнутом помещении, но он смог услышать, что за ним кто-то спускается по ступеням. Шаги вторили его шагам, также мерно и неспешно отзываясь эхом по лестнице в подъезде, который почему-то погрузился в тишину. Кто-то шёл сзади, отставая от Михалыча на один этаж. Но на лестнице было темно, и разглядеть этого человека не представлялось возможным. Поэтому язвенник решил продолжать своё отступление ко входной двери, благо оставалось пройти всего один этаж вниз.

Он даже догадывался, кто это мог быть. Но решил перестраховаться, выйти на улицу и там уже подождать того, кто его преследовал. Кисть приятно охлаждала сталь его единственного на тот момент друга – ружья. Отрадно было находиться в относительной безопасности, ощущая тяжесть оружия и зная, что патронов ещё много. Ну, вот и последний лестничный пролёт. За ним – входная дверь. Михалыч почувствовал себя уверенней на какие-то доли секунды, прежде чем шаги сзади участились. Теперь тот, кто его преследовал, решил всё-таки догнать пенсионера. Михалыч сделал рывок и нажал на кнопку, открывающую дверь. Вывалившись на улицу, он успел сделать несколько шагов, почти упал в снег, но сумел сдержать равновесие и обернуться лицом к подъезду.

Дверь ещё не успела издать характерный лязг, магнитный замок ещё не сработал, когда на улицу вывалился окровавленный человек. В темноте было не видно, мертвяк это или живой, но Михалыч уже узнал его. Тот самый парень, к которому он не успел прийти на помощь. Но он точно был мёртв, когда язвенник подошёл к нему тогда с бинтами. Теперь же этот молодчик, который с головы до ног был облит кровью, топтал землю как обычный живой человек. Правда, не издавал ни звука. Михалыч поднял ружьё и прицелился. Всякий человек, на которого наводят ствол, останавливается и как-то автоматически поднимает руки. Потому что в нём возникает жуткий страх перед смертью. Этот был явно не «всякий», а скорее всего – и не человек уже. Он двинулся на Михалыча, что-то булькнув своими распухшими губами.

Там, где была до этого его голова, внезапно распустился странный кроваво-красный цветок. Тело по инерции ещё двигалось вперёд, но уже обезглавленное и не представляющее опасности. Парень теперь уж точно мёртв. По крайней мере, без головы ему трудно в жизни придётся, подумал Михалыч, опуская ружьё.

Выстрел, казалось, привёл в движение весь дом. Шумы снова возобновились. Где-то открылась дверь на балконе, где-то включился свет на кухне. Михалыч обновил патрон в стволе и удовлетворённо положил ружьё себе на плечо. Теперь он чувствовал себя легче. Но нужно быть начеку, нужно смотреть в оба. Не то все эти патроны, набитые по карманам, будут «до задницы». Михалыч уходил от своего подъезда, сам не зная куда, через двор вдоль проспекта Ленина, мимо пятиэтажных «хрущёвок».

Все эти годы, которые он здесь прожил, с момента заселения своего девятиэтажного кирпичного монстра, он любил эти дворики. Когда-то этой райончик называли «домики», сейчас – никак. На его глазах здания ветшали и превращались в кирпичные коробочки, которые иначе, как жилплощадью, назвать нельзя. В эту ночь дворик был по-особому неприятен. Может, в силу сложившейся ситуации. И эти «домики», которые смотрели на него тусклыми окошками, навеивали только печаль.

Иной бы на его месте чувствовал себя Джоном Рэмбо, но Михалычу был чужд голливудский мир боевиков. Он скорее тяготел к философии. Например, выпить с каким-нибудь другом и поговорить. Как принято у нас, пообщаться за бутылочкой водочки. Но в последнее время ему не было с кем говорить, а тем более – выпить. Выпить-то хотелось, но нельзя. Так он с ружьём наперевес шёл по плохо освещённому двору, оставляя за собой вереницу следов на тающем снегу. Раз уж так всё сложилось, то не посмотреть ли в последний раз на новогоднюю ёлку? А там уже видно будет, как поступать дальше…

– Видать, праздник удался, – сказал сам себе Михалыч. – Никогда не знаешь, чем может закончиться год старый, и как начнётся новый.