10
Волошин крался тёмными переулками и дворами, избегая освещённых улиц. Снег предательски хрустел под ногами, напоминая, что погода стояла морозная. Идти было минут десять весёлым шагом, но он был осторожен. В руках он крепко сжимал табельное оружие. Взгляд его ощупывал местность вокруг, стараясь заблаговременно обнаружить полуживых. Город уже не был таким тихим, как полчаса назад. Везде слышались крики, рычание и звуки разрывающихся петард. Или это были выстрелы?
При том, что на улице было явно ниже нуля, младший сержант вспотел. Нервы его натянулись как струны. Он оборачивался назад каждые пять секунд, чтобы быть уверенным, что сзади на него никто не прыгнет. Весёлый Новый год! Пока он шёл, успел подумать о многом: что, чёрт побери, происходит и как быть дальше? Но от одной мысли ему стало стыдно. Он даже остановился. Волошин совсем забыл о своих родителях. Что теперь с ними? Пытаясь сбить внутреннее волнение, он крепче сжал пистолет и двинулся дальше.
Соображать приходилось быстро. Решено было запастись боеприпасами и оружием и прорываться на улицу Свердлова или Дибровы, а там был его дом и сейчас должны были оставаться его родители. И воинская часть рядом. Они с отцом смогут позаботиться о пополнении своего арсенала. Главное сейчас – побеспокоиться о выживании семьи. Всё остальное – второстепенно.
– Ы-ы-ы-ы-жжж!
Из калитки справа вывалился заражённый и, спотыкаясь, направился к Волошину. Точный выстрел в лоб повалил зверя наземь. Теперь передвигаться в таком темпе было опасно – звук выстрела мог привлечь внимание других пьяных. Волошин побежал. Как он не любил бегать! Ещё на уроках физкультуры в школе он всячески уклонялся от бега на длинные дистанции. Потом армия, там было тяжело, но он был вынужден бегать. Как ни печально, курение со школы давало о себе знать. Курить и бегать – это тяжёлое испытание для организма.
Волошин пытался дышать так, как его учили – вдыхать носом, выдыхать ртом. Наладив определённый ритм, так можно было пробежать довольно большое расстояние. Лишь бы хватило сил. Но, к его счастью, расстояние было совсем небольшим – в Александрии в хорошем настроении можно было передвигаться, не используя общественный транспорт. Город не такой уж большой, разве что в отдалённые микрорайоны – Октябрьский и Победа – нужно было ехать на автобусе.
Он не ошибся, выстрел стал тем обстоятельством, тем огоньком, на который слетаются вечером мотыльки. Только эти мотыльки были каннибалами. Когда он добегал до улицы Луначарского, за ним гнались несколько заражённых. Потом один из них напал на другого, третий на четвёртого, и все они смешались в кровавой борьбе за свежее мясо. В этот раз Волошину повезло. Видимо, они посчитали неразумным бежать за добычей, когда совсем рядом такое же человечье мясо. Могли они размышлять и делать какие-либо умозаключения? Это ему ещё предстояло узнать.
Тяжело дыша, он перебежал проезжую часть улицы и направился мимо гостиницы вперёд, к «базе». Пробежав такую короткую дистанцию, он ещё больше вспотел и дыхание его сбилось. Оно вырывалось с хрипом. Во рту пересохло. Но оставалось пробежать ещё немного. Волошин уже видел здание, там горел фонарь над входом и одно окно на первом этаже. Как-то странно. Он рассчитывал на то, что в здании будут сидеть как минимум трое. Но чтобы свет горел только в одном кабинете – это было удивительно.
Волошин мысленно уже был в здании, когда внезапно из ниоткуда появился крупный пузатый мужик в одних семейных трусах и с залитой кровью грудью. Его тело было объято паром, словно он вышел из бани. Тот преградил дорогу милиционеру так внезапно, что Волошин буквально врезался в него и выронил свой ПМ. Такое столкновение было сродни удара о стену. Ему было больно и досадно. Волошин успел взглянуть в лицо огромного мужчины. Жажда плоти блеснула в безумных глазах пьяного, и он крепко схватил ППС-ника за ворот его зимней куртки. На мгновение у Волошина подкосились ноги. На долю секунды он потерял сознание от страха. Смерть уже стояла рядом, возле мусорных баков, и курила в ожидании.
* * *
Поразмыслив, сидя на диване, Михалыч решил, что у него не было иного выбора, как уходить из квартиры. Дверей у него фактически не было, праздник был испорчен, аппетит пропал. И хотя была у него мысль забаррикадировать дверь и отсидеться дома, пока всё уляжется, он отбросил её. Во-первых, он должен был узнать, что происходит. Во-вторых, находиться одному (пусть даже с оружием) в небольшом помещении было опасно. В-третьих, его тошнило от вида залитого кровью коридора. Поэтому, язвенник принял решение спускаться вниз. А там – будь, что будет. Жил он на восьмом этаже в доме на углу проспекта Ленина и улицы Красноказачьей, где Центральный микрорайон встречается с Юго-Западным.
Лифт постоянно был занят и к тому же из него доносились странные звуки. Будто кто-то в нём дерётся или занимается любовью. В общем, там что-то происходило. Но голосов он не слышал – только дыхание и рычание. Михалыч направился к лестнице. На его площадке теперь горела тусклая лампочка, которую включал его сосед вечером, но вот этажом ниже было темно. Миновав труп, язвенник осторожно и максимально тихо начал спускаться по ступенькам. Где-то на пятом или четвёртом этаже грохнула дверь, и подъезд наполнился леденящим жилы криком. Кричала женщина. Но это продолжалось недолго. Было слышно, как она покатилась вниз по лестнице. За ней кто-то бежал.
– Вот чёрт! – схватился за сердце язвенник.
Постояв немного на пролёте между восьмым и седьмым этажами, он пошёл дальше вниз. Хлопнула дверь в подъезд, и Михалыч прикинул, с какой силой её надо было ударить, чтобы она так стукнула. Это была дверь с домофоном, и на таких обычно стоят штуковины, которые плавно закрывают дверь. Но тут был удар. Причём удар сильный. Кто-то либо с силой её захлопнул, либо выбил изнутри. Чтобы выбить такую дверь, казалось, нужно иметь нечеловеческую силу. Но кто знает, остались ли ещё люди на этом свете?
Михалыч не смотрел постапокалиптические фильмы про зомби, и ему тяжело было представить всю безысходность ситуации. Но нутром он чуял, что дела его совсем плохи. Сейчас он корил себя за то, что у него нет мобильного телефона. Казалось бы, не такая уд и дорогая вещь – у многих сейчас было по два номера телефона и мобильники на две карточки. А вот у него – ни одного. С другой стороны – если связь не работает на стационарных телефонах, то с большой долей вероятности она не работает и в сотовой сети. Это казалось ему логичным, по крайней мере – в пределах его понимания принципа работы мобильных сетей.
Руки его вспотели. Так было опасно держать ружьё. Поэтому язвенник осторожно вытер руки о камуфляжную зимнюю куртку. Сначала одну, потом вторую. Постоял и подождал, пока глаза привыкнут ко тьме. Оказывается, и на шестом тоже не было света. Возле лифта что-то лежало. Михалыч быстро понял, что это было. По ручейкам крови, которые стремились к лестнице. Он сглотнул. Нужно быть начеку. Стараясь идти как можно тише, язвенник спускался. Подъезд, казалось, ожил: внезапные короткие вскрики, шум, удары по дверям и такая неуместная громкая музыка в чьей-то квартире.
Михалыч был на пятом этаже, когда лифт остановился и двери открылись. Там стоял, шатаясь, человек. На полу лежал ещё один с выдавленными глазами, совсем готовый. Тот, который стоял, был залит кровью. У него не было уха, щека была разодрана, горло расцарапано – но он бы ещё живой (или полуживой?). Силы явно покидали его, когда он ступил на площадку. Руки его как верёвки болтались вдоль туловища. Михалыч поднял ружьё и прицелился.
11
Дверь подъезда тихо открылась и оттуда показалась голова Нацика. Холодный ветер бросил в лицо ему мелкую снежную пыль. На улице было тихо. На удивление тихо. Как обманчива бывает, порой, тишина! Рядом возле подъезда в сугробе лежал труп. Нацик почему-то совсем не удивился этому. Красный снег под телом говорил о том, что этот человек вряд ли уже поднимется и пойдёт домой выпить чашку чая. Скрип двери испугал бездомного пса, который обнюхивал труп и он быстро убежал, поджав хвост. Нацик покинул подъезд и подошёл к трупу. Открытые глаза смотрели на затянутое тучами холодное уже январское небо. Рот был приоткрыт, и можно было сосчитать все зубы и коронки, поскольку на лице отсутствовали щёки. Нацик отвернулся.
Он видел фильмы ужасов, но настоящей насильственной смерти ему видеть не приходилось. Бутафорские внутренности и кровь на экране всегда воспринимались как ненастоящие, пускай выглядели они очень реально. Сегодня он увидел смерть во всей её безумной красе. Нет, не ту смерть, когда старик умирает во сне. Не ту, когда слабеет рука больного в твоей ладони. Страшную, неумолимую и совершенно бессмысленную смерть. Смерть ни за что.
Со рта валил пар. Было всего восемь градусов ниже нуля, а воздух был таким холодным и свежим, что Нацику было трудно дышать. Он стоял, вслушиваясь во все звуки вокруг. Правая рука ощущала приятный груз биты. Он был готов воспользоваться ею, если вдруг «жмурик», лежащий у подъезда надумает подняться.
Тишину нарушил звон бьющегося стекла и отчаянный крик. С седьмого этажа соседнего подъезда вылетело что-то движущееся. Полёт был недолгим, равно как и крик. Человек утих, соприкоснувшись с бедно усыпанным снегом асфальтом. Ему некуда было бежать от заражённых. У него было только окно. Пускай страшно, но не страшнее, чем быть заживо съеденным. Этот человек сделал свой выбор.
Как-то сразу весь двор пришёл в движение. Сначала донесся звериный рык из подъезда слева. Затем хлопнула дверь подъезда справа. Потом где-то в соседних дворах начали разрываться петарды. Кто-то в доме начал дико орать в неимоверном ужасе… Нацик напомнил сам себе: оставаться здесь ему опасно. В этот момент дверь подъезда, у которой стоял Нацик, скрипнула. Оттуда вышел полуголый трясущийся мальчик, заплаканный и перепуганный до смерти. Нацик опешив, тем не менее протянул ему навстречу руку:
– Мальчик, иди сюда, скорей! Я тебе не сделаю больно, я хороший. Ну же, иди сюда, – он старался не делать резких движений.
Уже почти взял мальчика за руку, когда дверь снова приоткрылась и кровавая рука схватила ребёнка за волосы. Отчаянный детский крик наполнил весь двор. Нацик отпрянул и замахнулся битой. Но было уже поздно. Кто-то утащил мальчугана в тёмный подъезд. Нацик так и остался стоять как вкопанный, с битой наготове. Потом, вспоминая этот момент, он не мог сказать, почему на раздумья у него уходило так много времени.
– Сука, оставь ребёнка! Иди сюда, падаль! – крикнул он.
Ответа не последовало. Мальчик умолк. Нацик попятился назад, не отрывая глаз от подъезда. Но его уже заметили. Справа из соседнего подъезда вышли двое. То, что они вышли не затем, чтобы покурить, стало ясно, когда они с каким-то необъяснимым восторгом кинулись в сторону Нацика. Двоих он мог и не потянуть, поэтому понадеялся на свои крепкие ноги.
Бежать от пьяных было легко – они быстро сдались, сдулись и упали прямо на землю. По крайней мере, Нацик теперь знал, что бегством от «этих» спастись можно. Пока он был один, доверять он мог только своей бите, огромному ножу и тренированным ногам. Но он не собирался быть одним в этом опасном положении. У него был план.
– Что, твари, печёночка побаливает? Бежать трудно? – немного запыхавшимся голосом окликнул лежачих заражённых Нацик.
То, что те двое были ещё живы, говорили столбики пара, ритмично выдыхаемые ими. Но догонять свою жертву они явно передумали. Нацик отвернулся и зашагал к переулку, что выведет его к 17-ой школе, которая нынче гордо именовалась «Учебно-воспитательный комплекс». Далее он думал мимо Коллегиума (20-я школа) пройти к рынку «Айсберг» и наведаться в отделение милиции, где была база Патрульно-постовой службы и сидели участковые. Уж там можно было найти оружие серьёзнее чем то, которым он располагал. Идти ему предстояло не больше километра. Но в таких условиях километр (целый километр!) был довольно длинной и опасной дистанцией. Что ж, нужно рискнуть!
Те двое, что преследовали Нацика, лежали на снегу и даже не пытались встать. Что они собирались делать дальше, его не волновало и времени, чтобы выяснить это, у него не было. Задача №1 на тот момент была тривиальна: добраться живым и желательно невредимым в милицию.
12
Нарколог сидел в кресле и ждал, когда Саша очнётся. Её красивое лицо было воплощением детской невинности и чистоты. В свои двадцать пять она выглядела намного моложе, она была словно ребёнок. Непорочный и наивный. Лёгкий румянец проступил на её щеках. В этой безмятежности она пробыла уже минут 20, не менее. И сейчас по её лицу никак нельзя было сказать, что только вот недавно она была настолько перепугана и обеспокоена, что это привело её к обмороку. Локон волос прилип к щеке замысловатым узором и сейчас, когда организм немного успокоился, он не мог держаться на сухой уже щеке и упал на подушку. Женя сидел и наблюдал, но ни на минуту не забывал о том, что творилось за дверьми его квартиры.
Он думал так: пока сейчас слишком шумно для того, чтобы попытаться выйти наружу и пройтись к охотничьему магазину. Когда всё более или менее уляжется, тогда можно будет попытаться. Конечно же, без Саши. Её на эту авантюру он не взял бы ни за что. А следовало ему пройти ни много, ни мало – целых два квартала к магазину, который был недалеко от центральной площади. Но пройти – это была только половина плана. Нужно ещё было как-нибудь взломать замок на магазине. А это дополнительный шум и операция, требующая некоторых усилий и специальных инструментов. Взломщик из врача-нарколога был плохой, но зато он имел представление, что за замок был на входной двери охотничьего магазина.
Дверь там была металлическая, но некачественная. При желании можно было её вскрыть как консервную банку. За ней была ещё одна дверь, но уже стеклопластиковая и с обычным замком на ключе. В общем, ничего особого. Ножницы по металлу и терпение, вот и всё, что было нужно. А если сработает сигнализация, охрана всё равно не приедет. По крайней мере, визит охраны в его планы не входил.
Но пойти нужно ещё затемно, чтобы его по дороге не заметили. А то, что заражённые были не только в его подъезде, доктор знал наверняка. Нескольких он слышал на улице, даже мог разглядеть их в окне. Нужно будет с собой взять что-нибудь поострее и потяжелей. Одного тесака будет недостаточно. Евгений вспомнил про монтировку в своей машине. Жаль, что его посудина была в гараже. Чтобы пойти за ней, нужно было идти на окраину города, в гаражный кооператив. А это было чрезвычайно опасно и нерационально. Поэтому, идею с монтировкой Женя отбросил. Был у него ещё хороший увесистый молоток с гвоздодёром. Пожалуй, он подойдёт.
– Женя, ты ведь не убьёшь меня? – вдруг спросила Саша.
Нарколог и не заметил, как проснулась его подруга. Взгляд её был полон надежды и отчаянья. Такой взгляд бывает у обречённых людей. С таким взглядом смотрит нищий, который просит себе на пищу, а не на выпивку. Женя не мог обманывать её, не имел права. И, конечно же, он не собирался её убивать (если она не превратится в то, во что превратилась соседка). Нужно было расставить все точки над «і».
– Послушай, Сашенька! – говорить ему было трудно. Сейчас нужно было тщательно подбирать слова и ни в коем случае не давить на неё. – Я не собираюсь никого убивать. Но ты должна понять, что здесь происходит. Пожалуйста, выслушай меня и попытайся поверить мне.
Женя присел рядом, но не настолько близко, чтобы напугать Сашу. Всё-таки она ещё переживала по поводу своей безопасности, находясь рядом с ним. Он продолжил:
– Всё очень серьёзно. Настолько серьёзно, что это вопрос выживания. Если не убьём мы, то убьют нас. Причём жестоко и медленно. То, что я понял, можно описать так: неизвестным образом люди в нашем подъезде, или даже во всём городе заразились какой-то болезнью. Она похожа на бешенство, но это что-то другое. Я такого никогда не видел. Разве что у пациентов с белой горячкой (но они не ели людей).
Он сложил руки «лодочкой», собираясь с мыслями.
– Итак, передаётся вся эта дрянь непосредственно через кровь – при укусе, например. После этого человек, видимо, засыпает. Очень крепко. И не реагирует на внешние раздражители. Сколько ему нужно для «превращения», я точно сказать не могу. Может 10 минут, может полчаса. А может, это индивидуально для каждого. Понимаешь?
Саша кивала головой. На глазах у неё проступили слёзы.
– Когда болезнь берёт верх над организмом, она, видимо, поражает мозг. Человек теряет контроль над своим организмом и повинуется инстинктам. Для него главной задачей становится – выжить. Для этого ему надо питаться. Он нападает на любого, кто окажется рядом. Желательно, на живого. – Искоса глянул на Сашу, пытаясь понять, можно ли посвящать её в детали. – И начинает есть его мягкие части тела – щёки, нос… У этой женщины, которую мы впустили были раны ещё и на груди. Как они ведут себя после того, как насытятся, я тоже не знаю. Возможно, спят. Возможно, снова нападают, чисто ради удовольствия. Ведь они как звери. И этот звериный рык и нечеловеческий голос… Будь я попом, подумал бы, что они одержимые.
Молодая библиотекарша очень внимательно слушала нарколога, и при его последних словах в глазах её мелькнуло понимание. Какая-то догадка. Можно было подумать, что её озарило.
– Может, так оно и есть? – спросила Саша.
– Вряд ли. Это, в общем, всё, что я думаю. Похоже на фильмы про зомби. И, чёрт побери, я даже думал как-то, что такие сюжеты в фильмах – вполне вероятное будущее. Лучше бы я так не думал. Я перепуган так же, как и ты, поверь. Сашенька, я не знаю, что делать дальше. Сейчас я могу сказать только одно: нам нужно оружие.
При этих словах он немного подвинулся к ней. Саша инстинктивно отодвинулась. Ему нужно оружие! Для чего?
– И оружие серьёзное. Для этого я собираюсь сходить в охотничий магазин.
* * *
– Не стреляй, твою мать! – раздался голос человека, который вышел из лифта.
– А ты не подходи! Стой там, сука, а то убью нахер! – шутить Михалыч не собирался.
– Я стою, не стреляй. Что это за херня происходит? Этот бешенный бросился на меня, будто хотел съесть!
– Можешь не сомневаться, этого он и хотел, – Михалыч опустил ружьё. – И что ты с ним сделал?
– Удушил. И выдавил глаза нахрен! А что мне оставалось делать? Слышь, дед, я оборонялся, понимаешь? – парень сделал шаг навстречу язвеннику. Тот поднял ружьё, давая понять, что не желает знакомиться ближе.
– Понимаю. Я сейчас тоже обороняюсь, так что стой там.
– Мне бы «скорую» вызвать. Этот урод покусал меня. Вот… кровь течёт, как из ведра.
– Нету «скорой». И ментов нету. Телефоны не работают. Мобильник есть у тебя?
– Да, на вот, а то у меня руки трясутся… – Парень достал из кармана куртки телефон и, положив его на пол, запустил в сторону Михалыча. Мобильник со скрежетом проехался по бетонному полу. Сам раненный сел возле дверей. Он терял силы.
Михалыч взял телефон и с минуту пытался разблокировать клавиатуру. Мало того, что он плохо видел. Он ещё и не мог понять, что от него требуется. Парень в это время безучастно смотрел в пол. Наконец, каким-то неведомым образом язвенник нажал нужную комбинацию и мобильник расблокировался. Когда телефон был включён, на экране появилась надпись «Нет покрытия».
– Не берёт и мобильник… Что ж такое? – «порадовал» парня Михалыч.
– Круто. И чё делать теперь, дед? – спросил парень, не поднимая головы.
Было слышно, как кровь капает на бетонный пол – в подъезде снова воцарилась тишина. Только Михалыч и раненный. Парень явно долго не протянет. Слишком глубоки были его раны. Михалычу не хотелось идти обратно в свою квартиру, но нужно было взять хотя бы бинт и вату из аптечки.
– Вот, чёрт, придётся возвращаться, – проговорил вслух Михалыч. – Я схожу к себе за бинтами. Сиди тут и не лезь никуда. Я быстро.
Тот, казалось, не обратил внимания на слова Михалыча. Но язвенник знал, что парень ещё живой. Его сиплое дыхание ещё можно было услышать.
Михалыч снова опустил ружьё и начал подниматься на свой этаж. Осторожно и тихо, не привлекая внимание. Миновав несколько этажей, он остановился отдышаться. В этот момент ему стало плохо, и он вынужден был присесть. Мысли, тем не менее, роем кружили в его голове. Почему не работают телефоны? Что происходит с этими людьми, которые ни с того ни с сего нападают на других, стараясь перегрызть им горло? Какая-то чертовщина. Может быть, тот самый «конец света», о котором постоянно говорят по телевизору?
Всё очень странно. И что будет дальше, Михалыч не знал. Возможно, из могил поднимутся мёртвые, и будет Второе пришествие… Пока он стоял на седьмом этаже, кто-то на восьмом тащился по полу. Михалыч осторожно ступал по ступенькам вверх, чтобы увидеть, кто там. Это был его сосед. Был, – самое подходящее слово в этой ситуации. Сейчас это существо без ног и с обезумевшими глазами тащилось по полу из своей квартиры, оставляя за собой след бурого цвета. И даже в таком состоянии, полуживой, он хотел есть. Язвенник ступил навстречу соседу и тот, изнемогая, потянулся руками к жертве. Короткий удар прикладом в висок отправил безногого пьяного соседа к праотцам.
Второй. За этот вечер Михалыч погубил уже двоих. Что было бы с ним, если он не убивал бы этих несчастных? Бог его знает. Скорее всего, они бы убили его. Правда, сосед не был похож на опасного людоеда. И даже может быть, он всего лишь тянул руки в надежде, что Михалыч как-нибудь поможет ему.
– Как же, помощи он просил, – подумал вслух язвенник. – Мяса он просил, а не помощи.
Он пытался оправдаться? Да. С другой стороны, Михалыч, возможно даже помог своему соседу. В некоторой степени. Он избавил его от мучений, разве не так? Подождав, пока дыхание снова придёт в норму, язвенник пошёл дальше.
Ох, как не хотел Сергей Михайлович возвращаться в свою квартиру. Миновав два трупа возле лестничной площадки, он прошёл в свою квартиру, вслушиваясь в каждый шорох. Когда он нащупал выключатель в коридоре и включил свет, он был очень близок к инфаркту: прямо перед ним сидел его кот Макс и после того, как щёлкнул выключатель, он с удивлением мяукнул. Язвенник схватился за сердце и опустил ружьё. Тяжело дыша, он прошёл далее, надеясь где-нибудь присесть, чтобы перевести дух. Уж кого-кого, а своего кота он никак не рассчитывал увидеть. Он даже забыл про него.
В подъезде снова слышались движения, звуки, похожие на рычание и крики. Михалыч крепче сжал ружьё и встал из кресла. Нельзя задерживаться! Ни на минуту. Он пошёл в ванную и достал из аптечки бинт и антисептик. Подумав немного, захватил валидол и омепразол. Распихав это всё по карманам, язвенник выключил в квартире свет и вышел.
Его снова ждал путь по ступенькам вниз. И снова он был осторожен и старался не спешить. Но когда он спустился к тому парню, тот был уже мёртв. Он так и не дождался «скорой помощи». Впрочем, как и все остальные укушенные.
Михалыч тяжело вздохнул и направился к лестнице, которая вела вниз. Он не мог этого видеть, но у него за спиной парень открыл глаза.