Снег плотным слоем лежал на мёртвой земле. Старик тяжело ступал по сугробам – с этой стороны к деревне путей не было. Сегодня он остался без своих сапог, единственной обуви, которая у него была. По началу его ноги жгли адским огнём, но теперь он их не чувствовал, просто шагал, оставляя в снегу свои следы. Утро только вступало в свои права, и затянутое вечной серой пеленой небо понемногу светлело.

Старик был одет в сущие лохмотья, но это была единственная его одежда. За спиной у него был мешок, а в нём – всё, что у него было. Он шагал по снегу к дороге, которая вела в деревню. Он знал, что путь к посёлку для него закрыт, и он будет вынужден стоять перед въездом. Но его это не тревожило. Утром в обоих направлениях сновали торговцы и другие «свои», а уж они могли дать ему хоть горстку бобов или миску грибов.

Для таких, как он, дороги в поселения были закрыты по многим причинам: опасность болезней, старость и немощность. Но, к счастью, ещё никто не запрещал таким как он просить милостыню за пределами деревень. Так он и выживал, питаясь от случая к случаю, каждый день передвигаясь от своей землянки в лесу к ближайшей деревне. Но сегодня был плохой день, ведь он начался с пропажи сапог. Кто мог их украсть, старик не знал, ведь снег вокруг его обиталища был нетронут. В такие времена ничему удивляться не приходилось. Случались такие вещи, что навсегда оставались за гранью понимания.

Он шёл к дороге и время от времени потирал пальцы на руках. Его перчатки лежали в карманах, он оденет их, когда будет на месте. Когда ему понадобятся руки. А сейчас они окоченели, пускай, и были укутаны в рукава его одежды. Старик знал: если сегодня никто не подбросит ему пару изношенных ботинок, завтра он лишится ног. Вернее, они останутся – синие и бесполезные. А потом Болячка съест их до самого пупа.

– С дороги, бродяга! – крикнул «свой», который ехал на самоходе.

Старик метнулся в сторону. Он и не заметил, как вышел на дорогу. Едва успел, чтобы не получить палкой по голове. Наездник умчался прочь, лишь единожды обернувшись и плюнув в сторону бродяги. Старик продолжил свой путь, оставалось всего чуть-чуть, и он уже видел впереди заставу. Перед ней уже сидели двое таких же сирых попрошаек. Он пришёл вовремя: из деревни начали ехать и идти «свои». Пришлось немного поспешить, чтобы поймать один крупный боб, который вылетел из щедрой руки торговца.

Теперь он мог достать из мешка то, что было ему так дорого, и что, в общем, и составляло все его пожитки. Это была старая, но рабочая шарманка. Время стёрло с неё все опознавательные знаки, но механизм работал безотказно. Сидевшие рядом с заставой бродяги приветственно улыбнулись старику, ведь они знали: сейчас из этой шарманки польётся Мелодия. Одев свои перчатки, старик взялся за ручку шарманки. И хлынула музыка.

– Эй, старый Чевчик, ты снова сегодня играешь? – осведомился торговец, подъезжающий к заставе. – Я уж было подумал, что пропал ты.

Не останавливаясь, он бросил старику сигарету. Тот мастерски поймал её свободной рукой и тут же, достав спички из кармана, не прекращая играть, чиркнул о шарманку и закурил. Первый проигрыш был без слов, а когда он докурил, из его старого горла полилась жалобная песня на непонятном языке. Его всегда спрашивали, о чём ты поёшь? А он отвечал: о радости. Крутя пальцем у виска, люди только смеялись.

Чевчик всё пел и ходил перед заставой, ступая оледеневшими ногами по дороге. Иногда к нему подбегали собаки, демонстрируя свой оскал и готовность укусить. Они лаяли и даже иногда бросались в его сторону, но ни одна псина ни разу его не укусила. Видать, даже собаки брезгуют к нему прикасаться. Шло время, поток «своих» иссякал, и никто ему не дал и сушёного грибочка. А он всё ходил. Пока ещё мог ходить.

Когда в деревню заезжал последний торговец, он остановился у края дороги и обратился к старику:

– Шарманщик, что это ты босой?

– Так утащили мои сапоги. Те, что были у деда одни, – пропел он.

Глаза старика печально смотрели прямо в глаза торговца. Он был голоден и ему было холодно, и никто не жалел его.

– Старик, у меня есть пара валенок. Почти новых. Хочешь?

Он молчал, наблюдая, как лицо торговца расплывалось в улыбке.

– Давай-ка поменяемся, старик. Ты мне шарманку, а я тебе валенки! – предложил торговец.

Чевчик молчал, но продолжал крутить механизм.

– Цену набиваешь? Ну, ладно. Я тебя ещё и накормлю. У меня много бобов. Может быть даже, что они тёплые.

И старик остановился. Что ещё ему оставалось? Расставаться с Сокровищем, и прожить ещё несколько дней, сохранив себе ноги, или умереть от голода и холода с шарманкой в руках? По его щеке сползла слеза, но он не прятал взгляд и смотрел на торговца. Протянул вперёд свою шарманку и торговец подхватил её. «Свой» начал вертеть её в руках – это для старика она была тяжёлой, для него это была лёгкая коробочка. Оценивая товар, торговец ещё раз улыбнулся, бросил взгляд на старика и тронулся.

Даже не подумал давать ему валенки.

Старик всё смотрел ему вслед, всё ещё не понимая, как жестоко с ним обошлись. Затем просто рухнул на дорогу, и только содрогание его груди говорило о том, что он ещё дышит. Он плакал, как дитя. Искренне и судорожно. Обманули. Забрали. Убили.

Всего через день его застывшее тело забросают снегом подле дороги, а уже через два о нём забудут.

Сентябрь, 2013