7

Эмоции, которые захлестнули группу выживших, несколько минут не давали сказать и слова. Саша плакала, Женя обнял её и гладил по спине, успокаивая. Нацик достал сигареты, которые нашёл недавно, и закурил. Волошин сразу же пошёл к бару и выплеснул остатки дешёвого виски в новый стакан. Ни у кого не было желания подойти к окну и выглянуть, чтобы посмотреть на тело Михалыча – все прекрасно понимали, что они увидят.

– Так нельзя, – наконец сказал Нацик. – Нужно его похоронить.

– Я даже знаю, где у них тут лопаты, – вставил Волошин.

– Выходить сейчас – это самоубийство, – констатировал Женя. – Хотя, с другой стороны, нам придётся уходить.

– Да. И чем быстрее, тем лучше. Я вообще удивляюсь, как он сюда ракетой не шарахнул для верности. – сказал Волошин, опорожняя стакан.

– Нужно решить, куда идти, – говорил Нацик. – Схема остаётся прежней: здание, желательно двухэтажное. «Горняк»?

– Я тоже склоняюсь к «Горняку». Но там две лестницы и нужно кучу хлама положить, чтобы их блокировать, – отметил Женя.

Он повернулся в сторону Волошина, желая узнать, что об этом думает ППС-ник. Тот ответил:

– Хлама там полно. Земля тебе пухом, Михалыч. Мы тебя похороним, как только сможем.

Так было решено идти в «Горняк». Благо, он был совсем рядом – стоило только пройти два двора у многоэтажных домов. Мешкать не было когда – вертушка могла вернуться в любую минуту. Собрали всё необходимое и с оружием наготове (Саше дали ружьё Михалыча) покинули «Орион».

Скользнув в арку между домами №100 и №98, выжившие трусцой побежали вдоль 98-го дома по направлению к торговому центру «Горняк». Во главе был Волошин, замыкал – Нацик. Уже возле гаражей во дворе им встретился укушенный. Волошин не медлил: короткой очередью скосил его и, без остановок, команда добежала до левого крыла торгового центра. Обогнув его сзади, они очутились во дворе самого высокого строения города – четырнадцатиэтажного дома. Там, среди трупов копошились пьяные. Увидев выживших, они поднялись и, пошатываясь, двинулись к группе. Женя и Волошин быстро расправились с «залётными» и расчистили себе путь к арке в самом здании «Горняка». Выбежали на проспект Ленина и, повернув влево, оказались перед одним из входов в здание.

Волошин быстро расправился с дверьми – они были не очень надёжные. Завыла сигнализация. Увидев, где расположен динамик, её выключил Нацик метким выстрелом.

– Нашумели мы сильно. Теперь Все эти стенды валим на вход! – дал команду Волошин.

Из близлежащих отделов стащили стенды и плотно забили входную дверь. С той стороны, на улице, уже начали собираться укушенные. Они пытались пробраться в двери, но их быстро снимал Волошин. Когда со входом было покончено, группа, понимая, что надолго их не задержать, рванула по лестнице наверх. Там действительно «хлама хватало»: разнообразные стенды, шкафы, тумбы, товар самого разного назначения. Всё это сваливалось и трамбовалось до тех пор, пока стало ясно: никто не сможет пробраться с этой стороны. По крайней мере, на это уйдёт столько времени, что любого «гостя» успеют расстрелять.

– Теперь правое крыло! – пыхтя как паровоз скомандовал Волошин.

Все бросились ко второй лестнице. Она была более широкой и для её блокирования понадобилось бы куда больше времени, чем для первой. Решено было отложить это. Уставшие, обессилившие и всё равно беспокойные, выжившие вернулись к левой лестнице, чтобы проверить, нет ли там «пришельцев». Как оказалось, всё было спокойно. И даже снаружи стало тихо – видимо, укушенные бросили все попытки прорваться к живым.

– Фу-у-уф, – облегчённо вздохнул Женя. – Давно я так не разминался. Люди, у нас есть что пожрать?

Саша, не ожидавшая от нарколога такого сквернословия, на секунду замешкалась, но потом ответила:

– Сейчас наделаю бутербродов и откроем консервы.

Волошин, допивая литровую бутылку негазированной минералки, одобрительно кивнул. Зашуршали пакеты и на ближайшем столе, который остался сиротливо стоять в углу одного из отделов, разложили харчи. Саша мигом наделала бутербродов с сыром и колбасной нарезкой, Нацик открыл несколько консервных банок. Ему помог Волошин, воспользовавшийся своим новым ножом.

– Не затупится? – спросил Нацик у Волошина, наблюдая за внушительным лезвием.

– Этот – нет.

Когда всё было готово, прежде, чем приступать к еде, Женя поднял руку, давая понять, что хочет сказать о чём-то.

– Друзья. Прежде, чем мы покушаем, давайте помолчим минуту и помянём нашего старика. За то, короткое время, что он провёл с нами, Михалыч стал для нас настоящим отцом. Думаю, не буду преувеличивать, если скажу: он вызывал уважение и был… душой компании. Только вчера он признался нам в том, что за ним есть грех. И вот сегодня его уже нет. Пусть Господь примет его исповедавшимся. Спи спокойно, Михалыч.

Все молчали до тех пор, пока не услышали звук приближающегося вертолёта. Бросив еду, они побежали к окнам, завешенным плакатами и сквозь прорехи стали наблюдать за небом над проспектом Ленина. Вертушка шла со стороны БАМа на низкой высоте. Укушенные, которые только недавно пытались прорваться в здание, вышли на звук и стояли, обратив свой безумный взгляд на юго-восток. Из-за крыш домов показался Ми-8 и завис над проспектом в том месте, где деревья не мешали обзору. Укушенные стояли на своих местах, когда их начали поливать свинцом. Картину расстрела теперь видели все. И если до этого Саша, Волошин и Нацик только догадывались, что осталось от Михалыча, то теперь они могли видеть это воочию.

Первой не выдержала Саша. Он бросилась прочь от окна вглубь здания и забилась в угол. За ней метнулся Женя. Нацик лишь отвернулся и присел прямо у окна. Волошин спокойно пошёл к столу и взял бутерброд. Он что-то говорил, но сквозь шум винтов и пулемёта ничего не было слышно. Вертушка не задерживалась и скрылась: по звуку – назад.

Когда все успокоились и снова собрались вместе, есть уже не хотелось никому – одних тошнило, «другие» уже наелись.

– Что будем делать дальше? – заговорил Волошин.

Он был единственным, кому картина расстрела крупнокалиберным пулемётом не испортила аппетит. И, похоже, единственным, кто решил посоветоваться, что делать дальше. Все молчали. Он уже открыл рот, чтобы внести своё предложение, когда заговорил Нацик:

– Тихо. Слышите?

Остальные насторожились и попытались расслышать то, что слышал бэттер. А слышал он гул моторов. И очень отчётливо.